Черновик мира. Отставшие от времени - Сергей Бурдыгин

По пути в тамбур пришлось проходить мимо купе проводника. Дверь была приоткрыта, и Борис увидел, как старик аккуратно нарезал на столике сало, рядом лежали куски ржаного хлеба. Комаров хотел было прошмыгнуть мимо, но проводник словно почувствовал – быстро повернул голову, подмигнул пассажиру:

– А ты заходи, мил человек, заходи уж, раз не спится. К морю едешь?

– К нему самому, – согласился Борис и зачем-то добавил, – акул кормить…

– Ну, тогда ехать ещё долго. Больше суток. Так что присаживайся, Борис.

– А как… вы…?

– Да в билете всё про тебя написано. Выпить хочешь?

– Если что, – заёрзал Комаров, уже устроившись на полке, – я могу у вас купить… Вы же, я слышал, промышляете…

– Купит он. – проворчал старик, порывшись рукой на верхней полке под скрученными матрацами, – Меня, между прочим, Андреем Афанасьевичем зовут. Ты такой водки не купишь нигде уже… купит он…

Борис с удивлением заметил в руке старика бутылку, запечатанную самым настоящим сургучом!

– Рыковка. – пояснил Андрей Афанасьевич, – водка такая была, так её в народе называли. После Ленина у нас председателем совнаркома Рыков был. Большевики-то водку производить перестали, сухой закон ввели. А он, Рыков, снова её ввёл. И дешёвая она была, между прочим. А хлебом как пахнет….

– И когда она была произведена-то? Не отравимся?

– Сколько пью не жалуюсь. Бабка у меня в ту пору завскладом работала. Ну, и припасла как-то. Ты сальце-то бери.

– Тоже, небось, со столетнего хряка?

– Нет, хряк свой, этого века… Давай-ка ещё…

Дали. Странно, как русского мужика тянет в поезде поесть и выпить. Да и не мужика только. Не успеем на полке устроиться – сразу яйцами, сваренными вкрутую, пахнет, курочкой, огурчиками. И тут же разговоры заводятся, целые исповеди рождаются. А что – попутчика своего ты можешь и не встретить больше никогда, да и он уже из твоего рассказа половину не запомнит.

Просидели они с Андреем Афанасьевичем недолго, но душа вроде успокоилась, и Борис со спокойной душой отправился спать – утро вечера мудренее.

Глава третья.

Машка пропала.

Проснулись они часов в одиннадцать. В вагоне и вправду было немного народа, по крайней мере, Комаров, отправившись умываться, натолкнулся только на крючконосую старушку цыганку, да в тамбуре курил один из бородатых, отрешённо поглядывая за стекло вагонной двери. Смотреть, правда, было почти не на что – за окном уныло проплывал однообразный пейзаж дремучего какого-то леса.

– Странно, – сказал Борис, – никогда не думал, что у нас по дороге к морю такие чащобы.

Бородач помолчал, потом затянулся сигаретой и пояснил:

– Мы по дополнительной ветке едем. Места тут глухие, это верно. Зато красивые. Мы тут часто отпуск проводим.

– И не опасно в такой глухомани?

– Опасно, – спокойно ответил бородатый, – но мы – люди тёртые. Да и вооружены неплохо, всё по закону. А так тут и медведи есть, и волки, и много ещё чего разного. Зато и отыскать можно что-нибудь редкое.

– Золото?

– И его тоже. Правда, везёт не всегда. А вы, значит, к морю?

Не хватало ещё, чтобы он про акул вспомнил… Любопытно, чего в этом лесу хорошего? Тропинок – и тех не видать почти. Если есть тут звери, они ведь наверняка где-то ходят. На водопой, например, на охоту, за травами разными. А человеку там чего делать? Мазохизмом отдаёт ситуация. Никогда Борису не по душе было увлечение каким-нибудь экстримом – то людей в горы тянет, то в пещеры какие-нибудь. И не боялся Комаров ни оползней, ни обвалов, ни белых альпинисток, для дураков выдуманных. Но жалко было. если что, жизнь свою отдавать за просто так. Вот за Машку, например, или Светланку, он бы рискнуть смог. На всё пошёл бы. Вот ведь, заберутся в голову мысли, не выгонишь. И что стоящего в этом лесе? Не парк ведь какой-нибудь, тут, небось, и лешие встречаются, и ведьмы всякие. Не зря же фольклор народный про них много всякого содержит. Интересно, станции тут какие-нибудь ожидаются? Или разъезды какие-нибудь?

Состав останавливался несколько раз, но стоял не больше минуты. Только часов в пять, ближе к вечеру. показался какой-то полустанок. Два деревянных домика, покрашенных краской непонятно уже цвета, вероятно, когда-то были служебными зданиями, но потом их местные люди, наверняка, бывшие железнодорожники, деловито обжили. Появились вокруг верёвки с бельём, конуры с собаками, даже телёнок вон какой-то на поезд уставился. Жизнь неимоверно скучная, неторопливая, и чего они отсюда не уедут? К морю дорога есть, что ещё надо? Из вагонов вышли такие же деловито озабоченные люди с кошёлками, сумками, один мужик даже мешок с чем-то тащил. А вот с полустанка именно в их вагон забрался только старикан во фланелевой рубашке в крупную клетку и каких-то нелепых штанах, сшитых. должно быть, из мешковины. Новый пассажир сразу прошмыгнул к Андрею Афанасьевичу, громко поздоровался. Видно, что они были хорошо знакомы. Небось, Рыковку хлещут на пару. И то видать – почти ровесники. Потом старикан, поглаживая окладистую бородёнку, скрылся в свободном купе.

Тут поезд медленно начал набирать ход, и безымянный полустанок поплыл за окном назад. Вот так и в жизни – только стоит чему-то свершится, и этого уже нет. Уплыло в небытие. Или не в небытие, а сюда вот, на такие же полустанки, разъезды или полуразрушенные аулы где-нибудь в далёкой степи. Внезапно Борис увидел, как к составу неизвестно откуда подбежала женщина в пуховом платке. Это посреди лета-то! Глаза её были широко раскрыты. И. так же широко раскрывая рот, она беззвучно что-то кричала – за стеклом вагона и стыками колес на рельсах ничего не был слышно. А поезд уже набирал ход, и ещё несколько мгновений, и этот крик тоже пропадёт в неведомом витке времени, растает в нём, исчезнет для Бориса навеки. Но в последнее из этих мгновений Борис всё-таки разобрал смысл её крика. Разобрал по губам женщины, которая, казалось, уже отчаялась ему что-то передать.

Она кричала:

– УЕЗЖАЙТЕ!!! УЕЗЖАЙТЕ, РАДИ БОГА!!!

И они уехали.

Старикан, устроившись, долго у себя не просидел, вышел в коридор, оправляя рубашку. Борис как раз проходил в своё купе. Дед его попридержал слегка, сказал весело:

– А денёк-то хороший выдался нынче! Солнце прямо плескало с неба.

– Да отсюда не видать, крыша над головой.

– И хорошо, когда она над головой есть, человеку без крыши трудно.

Так. Ясно. Попался в соседи эдакий престарелый балагур, который обо всем готовь поболтать безо всякого для себя затруднения. Зато другим такие стариканы могут доставить массу беспокойства. Говорить может прямо-таки до опупения. Возможно, в юности он был алкоголиком, и дрался в сельском клубе, а теперь вот стал почти праведником, хотя Рыковку наверняка потребляет.

Опасения оказались не напрасными. Старикан, которого, как выяснилось, звали Клим Устинович ухитрился довольно быстро покорить Машу, а потом и Светлану. Такое повышенное внимание к дочери он объяснил, что у самого дома растут две внучки, гостят всё лето, и он по ним сильно скучает. Так что уже через некоторое время супруга Бориса отправилась с Машкой в купе к назойливому старикану в гости, где он принялся угощать всех травяным чаем из термоса. Присоединился к компании и Борис, делать всё равно нечего. Неожиданно выяснилось, что Константин Устинович – ещё и большой любитель карточных игр, у него даже колода оказалась. Уважая невысокую в этом деле квалификацию Светланы, решили сразиться в кинга – так называемый дамский преферанс. И – понеслось, к некоторому неудовольствию Машки, но, даже играя, неугомонный старикан продолжал рассказывать весёлые истории.

А потом все как-то разом захотели спать, даже дочь. Разве что Клим Устинович продолжил находиться в настроении приподнятом. Но Комаровы отправились-таки в своё купе, где Машка опять заснула сразу.

За окном темнело. Это ощущение темноты усугублял еще высокий и старый лес, в котором, казалось, не было ни ветерка. Свет с супругой они решили пока не включать, чтобы не будить Машку, так и сидели в опускающейся темноте и смотрели в окно, где уже почти ничего не было видно. Только проплывали огромные тени деревьев.

– Ты в детстве боялся темноты? – поинтересовалась Светлана.

– Не всегда, – улыбнулся Борис, – помнится, однажды я посмотрел с отцом кинофильм «Всадник без головы». До сих пор помню зловещую музыку оттуда и этого самого всадника. Мне всё чудилось, что он где-то рядом, чуть ли не в спальне.

– А я маленькая вообще со свечой ночами в туалет вставала. Всё мне казалось, что кто-то в квартире ещё есть.

– А сейчас так не кажется?

– Здесь, в купе? – Светлана задумалась, – только в этом поезде есть что-то… злое, что ли. И проводник этот…

– Да неплохой человек, мы с ним поговорили, посидели…